Наступила ночь. Зажегшиеся на небосводе звезды казались бесконечно далекими, словно я никогда не бывал на небесах. Я закрыл глаза, и вдруг до ушей моих вновь донеслись плач и стенания заключенных в преисподней душ. Они окружали меня, голоса их слышались все ближе, они спрашивали, кто я, чему они стали свидетелями и за какие проступки я низвергнут на землю. Если мое предыдущее посещение было окутано тайной и перевоплощение осталось незамеченным, то теперь Господь буквально вышвырнул меня из рая, и все могли видеть, как я почти мгновенно превратился из ангела в обыкновенного человека.

Вся преисподняя шумела и бурлила в поисках объяснений.

«Боже! – молил я. – Помоги! Посоветуй! Что должен я им сказать?»

И вдруг я ощутил запах женщины. Обернувшись, я увидел, что она осторожно подкрадывается ко мне. Заглянув в мое залитое слезами, искаженное болью и страданием лицо, она уже намного смелее подошла ближе, прильнула ко мне грудью и все еще дрожащими руками обхватила мою голову...

Глава 13

Она отвела меня на стоянку. Мужчины и женщины, сидевшие у походных костров, кинулись мне навстречу. Я знал, что обладаю ангельской красотой, и меня не удивляли их восхищенные взоры. Но хотел бы я знать, что, во имя неба, у них на уме.

Меня усадили, поднесли еду и питье. Это было кстати, ибо три дня подряд я пил только воду и ел попадавшиеся кое-где в лесу ягоды.

Я уселся рядом с ними, скрестив ноги, и отведал жареного мяса, и она, моя женщина, моя дщерь человеческая, прильнула ко мне, словно подзадоривая каждого бросить нам вызов.

А затем, поднявшись на ноги и вскинув вверх руки, она громким голосом возвестила всем о том, что видела. Язык ее был прост. Но у нее достало слов рассказать, как она наткнулась на меня на морском побережье и увидела, что я наг, и как отдалась мне, повинуясь священному долгу и понимая, что я не могу быть обитателем земли.

Едва мое семя оказалось в ней, как пещеру заполнил льющийся сверху чудный свет. Она в страхе отпрянула, но я бестрепетно вошел в этот знакомый мне поток и изменился у нее на глазах, так что она видела сквозь меня и при этом видела меня самого. И я сделался высоким, с необъятными оперенными белыми крыльями! Это видение – это существо, сквозь которое она видела, как через воду, – явилось ей лишь на мгновение. Затем я пропал. Мое исчезновение было столь же неоспоримо, как то, что я сейчас сижу здесь. Она смешалась, вся дрожа, и, вглядываясь в сумрак, принялась молиться предкам, Создателю, демонам пустыни, всем охраняющим силам, когда вдруг снова увидала меня – «прозрачного», по ее же незамысловатому выражению, но видимого для глаз. И падающего: огромное крылатое существо, несущееся к земле в падении, непременно убившем бы человека, хотя именно им я и стал – человеком из плоти, как видели все вокруг, сидящим в пыли.

«Господи, – молился я, – что мне делать? Сказанное этой женщиной – правда! Но я не Бог. Ты – Бог. Что мне делать?»

Никакого ответа не дали небеса – ни моим ушам, ни сердцу, ни неповоротливому и дотошному уму.

Что до толпы слушателей, которых, по моему мнению, было человек тридцать пять, не считая детей, то ни один не заговорил. Каждый обдумывал происшедшее. Ни один не смог сразу принять его. И ни один не собирался бросить мне вызов. Что-то в моем поведении и осанке заставляло их держаться на расстоянии.

Что было неудивительно. Я, разумеется, не выказывал своих страданий – не дрожал и не опускал голову. Я так и не научился выражать ангельское страдание через плоть. Просто сидел, сознавая, что по их меркам я молод, привлекателен и таинствен; а они были недостаточно дерзки, чтобы попытаться обидеть меня – ткнуть чем-то острым, обжечь, как, по моим наблюдениям, часто поступали с врагами или отверженными из своего круга.

Неожиданно в группе людей пронесся ропот. На ноги поднялся древний старик. Речь его была даже проще рассказа женщины. Я бы сказал, что слов он употребляет в два раза меньше, но этого было достаточно для выражения его мысли. Он просто спросил меня: «Что ты можешь сказать в свое оправдание?!»

Толпа прореагировала на это так, будто вопрос воплощал высшую мудрость мира. Может, так оно и было. В этот момент женщина почти вплотную приблизилась ко мне. Усевшись рядом, она обняла меня с выражением мольбы на лице.

Я почувствовал нечто – словно ее судьба связана с моей. Она немного боялась всех этих людей из своего клана. И не боялась меня! Удивительно. Вот что могут совершить любовь и нежность – а еще чудеса. А Бог говорит, что эти люди – часть природы!

Я склонил голову, но ненадолго. Затем встал на ноги, увлекая свою подругу с собой. Я употребил все известные мне слова ее языка – даже те, что были в ходу у детей нового поколения, но неведомы взрослым. Я им сказал:

«Я не причиню вам вреда. Я пришел с небес – пришел, чтобы узнать о вас и любить вас. И желаю вам всякого блага под Богом!»

Послышались шум и крики, радостные крики; люди хлопали в ладоши, вставая на ноги, а дети принялись бегать и скакать. Казалось, все пришли к соглашению, что Лилия – женщина, с которой я был близок, – может теперь вернуться в общину. Она была изгнана и обречена на смерть, когда повстречала меня. Теперь она, несомненно, была под защитой, вернувшись назад с божеством, небожителем... они выражали это многими звуками и сочетаниями звуков.

«Нет! – заявил я. – Я не Бог. Не я сотворил мир. Я поклоняюсь, так же как и вы, Богу, который сотворил его».

Эти слова также были приняты с ликованием. Всеобщее безумие и вправду начало меня беспокоить. Глядя на пляшущих, орущих, визжащих людей, пинающих ногами дрова в костре, я остро ощущал, что силы мои на исходе. Прелестная Лилия все так же льнула ко мне.

«Мне необходимо поспать!» – вдруг сказал я им. И это было более или менее правдой. За те три дня, что я обретался во плоти, мне едва удавалось урвать на сон час или чуть больше, и я, изгнанный с небес, страшно устал и был весь покрыт синяками. Мне хотелось приникнуть к этой женщине и спрятать свою печаль у нее на груди.

Все выразили одобрение. Нам приготовили хижину. Люди бегали взад-вперед, собирая лучшие шкуры, и меха, и мягчайшую кожу, и затем нас в молчании ввели в хижину, и я лег навзничь на шкуру горного козла с длинным и мягким мехом.

«Господи, чего ты ждешь от меня?» – вслух спросил я. Ответа не последовало. Были лишь тишина и темнота хижины, а потом вокруг меня обвились руки дщери человеческой – благоуханной, любящей и преисполненной неги и страсти; то была тайна, совершенное живое чудо, нежность и вожделение, которые накатывали волна за волной...

Мемнох замолчал. Казалось, он выдохся. Поднявшись, он снова пошел на берег моря и остановился на мягком песке и гальке. Я увидел, как блеснул силуэт его крыльев – возможно, в точности так, как привиделось той женщине, но через мгновение на берегу виднелась попросту большая фигура с опущенными плечами; она стояла ко мне спиной, со спрятанным в ладони лицом.

– Мемнох, что произошло? – спросил я. – Бог наверняка не оставил тебя там! Что ты сделал? Что случилось на следующее утро, когда ты проснулся?

Вздохнув, он наконец обернулся. Медленно подойдя к валуну, он снова сел.

– К утру я успел познать ее с полдюжины раз и лежал полумертвый, что само по себе было еще одним уроком. Но у меня не было никаких мыслей относительно того, что мне делать. Пока она спала, я молился Богу, молился Михаилу и другим ангелам. Я молился и молился, спрашивая, что мне делать. Угадай, кто мне ответил? – спросил он вдруг.

– Души из преисподней, – ответил я.

– Да! Мне ответили души. Откуда ты узнал? То были души – самые сильные души преисподней, услыхавшие мои молитвы Создателю, услыхавшие самую суть моих стенаний, и моих оправданий, и моей мольбы о снисхождении, прощении и понимании; они услышали все это и испили и поглотили, как обычно поступали с душевными терзаниями своих человеческих детей.